Кассар вернулся из деловой поездки только сутки назад, потрепанный и уставший, но весьма довольный. Приятно было на несколько дней забыть об усиленной охране, обязанностях, политике, и погрузиться в чужую жизнь, которая когда-то составляла огромную часть его собственной.
Ничто не вечно. Солдаты становятся генералами, потом политиками, заканчивая карьеру в Совете, а их жены превращаются в барышень высшего круга, и их глаза этих женщин, когда-то так ярко светившие во мраке, бледнеют. А дети... дети становятся избалованными мерзавцами, искренне недоумевающими, когда их великие родители пытаются предпринять хоть какие-нибудь шаги, дабы облегчить их же будущее после своей смерти. Мико, как всегда, вовремя. Кос только собирался набрать код на своем комлинке, как раздался знакомый писк, возвещающий о приземлении челнока в корпусе 111. Его личная платформа, его личный корабль, его личный слуга. И пассажир на борту судна тоже его. А если нет, то это всегда можно поправить.
— Сэр, — вот он, Минкурио Хуфу, который заходит без стука, успей только Салит подумать о своем верном псе, — мальчик ждет. Впустить?
Кассар кивнул, увлеченный новой налоговой реформой, оставленной на рассмотрение советником Уларом Фла. Забавно. Право же, забавно, невероятно забавно! Как будто хоть один, самый незначительный, закон пройдет без его, Салита, ведома. Пожалуй, Кос даже слишком увлекся, не обратив должного внимания на прибывшего гостя. А вот он времени даром явно не терял. Отчасти весело наблюдать за реакцией юноши: сперва растерянность, даже благоговение, а затем, по мере возвращения частичек прошлого, относящихся к его семье, страх. Шаа Тарс, бесстрашный лейтенант, который спит и ест с даутланами, как свой человек, впервые узнал, что такое настоящий страх. И в мгновение ока поменялся.
Кассар предложил военному сесть — в своеобразной манере, а тот, в своеобразной манере, отказался. Ах, да, устав. Как же он забыл: солдатам запрещено сидеть в присутствии высшего чина.
«Стой, если тебе так нравится» — малая доля раздражения, которая овладевала советником в самый неподходящий момент, возникла и тут же испарилась.
— Во-первых, никто, кроме генерала Варуса Маро, ничего не знает. Твои планки — твои заслуги, и ты получишь их обратно, лейтенант. Инцидент с Васо можно считать исчерпанным. В противном случае, решать вы будете вдвоем, я не стану вмешиваться. Во-вторых, ты останешься в столице. Или вернешься на передовую. Это согласуем после. Сейчас тебя ждут. Мико, будь добр, приготовь мой челнок, — ответа не последовало, но он не ожидался. Команды Совета исполняются безмолвно, точно и правильно, до малейшего нюанса. Не нужно ждать кивка одобрения, когда ты во власти кивать им всем.
Аше — еще один прием, еще одно оружие. Ему тошно признавать, но она тоже инструмент. И если он не сможет убедить Шаа красивыми речами, ей хватит одного взгляда, дабы повернуть к себе чье угодно сердце.
Мальчишке не хватает терпения — это видно невооруженным глазом. Но если он хотя бы вполовину такой, как описывал Маро, из лейтенанта Тарса получится практически идеальный советник. Гордый. Своенравный. Умеющий ценить верных слуг и умных советников. И, самое главное, — не избалован жизнью. Это не Васо, которому, к слову, срочно придется искать другое место, этот знает вкус собственной победы и стремится к ней. Хороший солдат, вовремя обращенный, стоит половины Совета. Хороший солдат, обязанный тебе, дороже их всех. А Кассар Салит всегда получает то, что хочет.
— Советник. Пилот ожидает вас на платформе 1138.
— Идем.
Парень растерян, терзаем сомнениями, не верит никому и ничему. И все же не Васо, не материал, из которого он, Кассар, при помощи верности и чувства долга, сможет слепить что-то угодное ему, а вполне сформировавшаяь личность, с собственными принципами и ценностями. Забавно выйдет, если идеалы служения системы немного расходятся с его понятиями о смысле жизни, благе общества и прочих ничего не значащих вещах для них обоих вещах. — Сэр, — дверь открывается, и перед Тарсом оказывается молодой солдат, всего лишь пилот в запасе, с уважением глядя на бойца, — когда бы вы хотели получить свое имущество назад? Сейчас или по прибытию? — Имущество? У меня ничего нет.
— Личные вещи. Корабль. Собака.
Мальчишка смотрит на Кассара так, будто он только что прилюдно оскорбил весь Совет. Хотя ему не в новинку ставить на место наглых, разжиревших правителей системы.
— Можешь получить пса обратно, — безапеллиационным, как на совещаниях, тоном заявляет Кассар: — Корабль стоит поменять. А можешь устранить его. Я не стану вмешиваться.
— Нет, не надо. Он мне нужен, — Шаа молчит, затем поднимает глаза и, набравшись решимости, задает вопрос:
— Куда мы летим?
— Домой.
Парень не проронил ни слова в ответ, хотя такая формулировка была ему чужда. Дом младшего сына — казино и рестораны, дорогие отели и квартиры, дом Кассара — рабочий кабинет, дом Аше — загородная вилла в нескольких километрах от столице, а еще большой шатер под лучами солнца, когда-то точно был. А где дом этого бравого солдата? В академии? На свободе? Где? Он покорил Осмарон, Ристин, Эриаду, вольных даутлан, кормил их шееков с ложечки и женат на дочери вождя уже двадцать пять лет. Он негласный глава Совета. Лицо, нет, символ системы. Их король, император, бог — зовите как угодно. Он сражался достаточно, дабы понимать: эта битва проиграна, еще в тот момент, когда Аше, глядя ему в глаза, шипела: «Садист. Ненавижу тебя».
— Скажи Аше, что у нас гость. Пусть спустится, — повелел он, не успев даже зайти в гостиную. Шаа возился со своим шееком, которого ему гордо вручили после приземления. Красивый пес, горд и независим, прямо как хозяин. Эти собаки верные — красивее не скажешь. И этот, Клык, если только он правильно помнит, прошел через ад, ожидая своего хозяина. — Госпожа отдыхает в своей комнате, мастер, вы же знаете, что никому не позволено...
— Я похож на идиота? Или ты глухой? Доложи, что у нас гость. И я хочу ее видеть.
Слуга растерялся.
— Но... но госпожа спит, я не осмелюсь, — затем, помедлив долю секунды, продолжает, перейдя на шепот, — мой господин, вы же знаете, она не выйдет.
— Иди, — слуга поспешно удалился. Не выйдет, еще бы. Выскочит — минуты хватит. Или он совсем не знает свою жену.

С тех пор как Кассар стал все реже появляться на пороге своего дома и чаще проводить бессонные ночи за чтением новых законов, предложенных секретарями Советников, либо их поправок к старым законам, слуги перестали опасаться своего настоящего хозяина. Им, скорее, по душе демократичный настрой Аше, ее сдержанность и вежливость, а не резкие слова и непонятные поручения Салита: вот что бывает, когда работа становится первым и единственным домом.

День выдался достаточно сложным: сперва неудача с устранением охотника за головами, который сопровождал советника на недавней миссии. Шутка ли — он словно в воздухе растворился, и никто не может найти; затем эта вечная нехватка ресурсов, а значит и нарастающее недовольство осмаронских фермеров, которым не хватает рабочей силы для выполнения заказов правительства в полном объеме. Добавьте к этому нежелание Совета поддерживать его новую реформу, необходимую для получения средств и дальнейшей разработки сверхмощного двигателя, который позволит кораблям Ансиона наконец покинуть систему, а также все приготовления к прибытию мальчика, и станет совершенно понятно, почему Кассар Салит не в духе с самого утра.

С возрастом советника все сильнее одолевали сомнения: ведет ли он Ансион правильным путем? Стоит ли его благая цель всех жертв, принесенных и тех, которые только предстоит принести.

«Ради мира, говоришь? Твоя система стоит на костях невинных и крови их детей! Да в ней никогда не будет мира!» — в ночных кошмарах кричит старик-даутланин, испепеляя Кассара одними глазами. Его он, Салит, тоже убил, не тронув и пальцем: достаточно было позволить вождю погрязнуть в собственных тяжелых думах, задохнуться от боли и тоски. Девушка с огненными узорами на лице рассказывала, что их шаман может увидеть судьбу каждого правителя Огненной Земли. Люди, что пришли истребить их, не верили в предсказателей и пророчества — они просто забирали пищу, воду и сгоняли молодняк, словно скот, в грузовые корабли. Творили будущее сами, не уповая на волю звезд.

В то утро, когда жена подошла к нему со счастливыми объятиями, даже не пытаясь скрывать слезы радости, Кассар поклялся, что его ребенок никогда не узнает той боли и лишений, которые довелось перенести советнику в детстве и юности. Они восстали против своих отцов, вели армии в бой, выиграли войну и право строить пусть и не идеальное, но свое государство. Систему, которая не оглядывается на ошибки прошлого, а уверенно идет вперед, где равенство, мир и покой — во всем. И теперь он, лидер этого мира, видит в глазах любимой женщины и сына боль, страх и ненависть.

«Безумец, ты погубишь нас всех!» — Салит отвернулся, сделал вид, будто не расслышал. Наверное, поэтому и прислушивается к последним словам вождя Макаши во сне, к тем из них, которые успел донести ветер.

Ансион тянул из Кассара силы, а преследование призрачного баланса в системе стало главной задачей для Совета Восьми и смыслом существования для Салита. Он отдавал работе всего себя, шел на любые траты, любые жертвы, обманы, смерти, получал больше и больше власти, и когда опомнился, было уже слишком поздно. В предрассветные часы, засыпая на груди мужа, Ашитака говорит, что у него был выбор и он выбрал неправильно. Кассар же, напротив, считает, что выбор между "убегай и прячься" и "удержись и удерживай" — и не выбор вовсе, год за годом храня верность своему изначальному решению.

Салит хорошо знал, что держит четыре планеты в относительном мире и согласии — ненависть к нему и его соратникам, к Совету Восьми и правителям Ансиона. Отдай он свое кресло Васо, пусти его править людьми — и система погрязнет в хаосе. Виной тому будет не глупость его сына, и даже не его такие еще детские амбиции: парень слишком добр к окружающим его людям, к семье, которая у него всегда была и, надеялся отец, будет. Да и захотят ли Советники терпеть присутствие еще одного Салита, увидят ли в Васо наследника Кассара? А может, пожелают уничтожить молодое "отродье", быстро и изящно, как хотели поступить с Салитом-старшим, но потерпели поражение?

Вскользь кинутые замечания, несколько сплетен, неудачная шутка, упущенная сразу после рождения Шаа, заставляли тогда еще молодого советника Эриаду дрожать и мучиться ночными кошмарами. Он мог пойти на поводу у более опытных товарищей-советников, приблизить Ансион к демократической республике, слушать и слышать волю народа, а не удовлетворять собственную потребность во власти и величии. Мог стать мучеником, но эгоистично выбрал себя и свою семью, пронеся этот выбор через года. Его Ансион, его люди, его Совет и его несокрушимая власть. И эта прекрасная женщина, которая смотрит на своего мужа, словно он не вернул ей сына, а оживил мертвеца, тоже его. И молодой парень, не сводящий с нее глаз, принадлежит Кассару. Он заплатил за них кровью невинных, доверчиво вручивших молодому лидеру свое будущее и будущее собственных детей.

Это всегда волновало их мать, которая, конечно, хоть и делала вид, что не замечает зверств мужа, но все же знала, к чему может привести подобная политика. Сразу после появления Васо, Аше стала всерьез опасаться как за судьбу старшего, так и младшего сына. Шаа всегда был более взрослым, более серьезным и способным. Боевые искусства, верховая езда, языки и другие науки давались ему гораздо проще, чем Васо. Он просто был лучше, во всем и сразу. И чем старше становились мальчики, тем более очевидным становился выбор их отца.

Васо умен, хорош собой и уверен в своих силах, но этого недостаточно, чтобы стать хорошим, мудрым правителем. Кассар мог баловать сына и покатать его капризам сколько угодно, пока не стало бы слишком поздно: у него ведь всегда был запасной козырь в рукаве. Только обученный, перенесший смерть и лишения солдат поймет, что нужно людям системы, как правильно обращаться с ними, не позволяя столь разным существам истребить друг друга.

Вот поэтому старший сын был послан на другой конец системы, а младший купался в любви и обожании своих родителей. И это, конечно же, решительно не устраивало Аше. Кассару иногда казалось, что его жена намеренно оберегает сына, что она боится, будто жестокий отец заберет и его. Но шли годы, парень рос под их присмотром, и Ашитака все реже поднимала эту тему, будто смирилась с тем, что теперь у них остался один ребенок. Через три года после того, как военный корабль увез Шаа в Академию, Кассар привез домой двух девочек-близнецов. Их родителей уличили в шпионаже и прилюдно казнили по распоряжению Совета - об этом Кос благоразумно запамятовал сообщить своей жене. Он привез ей служанок, девочек на побегушках, а Аше вырастила их, как собственных дочерей.

Салиту иногда казалось, что он слишком многое позволяет супруге. Любой ее каприз, любая просьба исполнялись немедленно, если, конечно, не шли вразрез интересам ее мужа. Впрочем, Аше довольно быстро научилась не перечить, со временем становясь все более смирной.
Шаа совсем другой. Этот точно знает, чего хочет, пусть и не признается даже себе. Знает, кто его люди и кто чужие, как помочь им всем, мечась между двух лагерей, и при этом сохранить свое место под солнцем. А что парень до сих пор не может выбрать сторону — ерунда, пройдет пара месяцев и желание повелевать и править вытеснит эти сомнения. И для того, чтобы вытеснить их как можно скорее, Кассар вернул Шаа Тарса домой, к матери, на которую мальчик так сильно походил.

Аше наконец смогла оторваться от гостя и повернулась к мужу: зрачки расширены от испуга и удивления, а на глаза вот-вот навернутся слезы. Кассар ответил ей одним из своих "рабочих" взглядов, полным холода и безразличия. Нельзя показать малейшую слабость, когда судьба Ансиона висит на волоске.
Губы женщины дрогнули, с трудом, пересилив себя, она произнесла: «Кассар, это же, это... »
Что, если он и правда умеет возвращать к жизни умерших? Будет ли гордая и своенравная Ашитака, дочь вождя племени Макаши, любить его хотя бы за это?

— Шаа Тарс, — кивком указал Кассар на юношу, стоящего напротив супругов, затем, слегка наклонив голову в сторону жены, продолжил: — Ашитака Салит. А, впрочем, вы, должно быть, уже встречались.

Парень впервые посмотрел на отца не пряча глаз, а Салит, к своему удивлению, не увидел там и капли страха: все заполнила смесь разочарования и ярости.
«Он знает. Он все знает», — умей Кассар читать мысли, скорее всего, он прочел бы что-то подобное в голове парня. А вот Шаа, напротив, известно достаточно мало. Должно быть, он все еще уверен, что это случайность, что сейчас этот кошмар закончится и молодой лейтенант проснется и продолжит прослушивать разговоры генерала, надеясь обнаружить какие-либо контакты Сопротивления и сбежать к ним. Если так, Салит подвел его очень близко к выполнению этой цели.

Но встреча прошла немного не так, как того ожидал Кассар. Он слишком увлекся реакцией Аше и Шаа друг на друга, чтобы обращать внимание и на пса, который сидел рядом с хозяином и, казалось, был не менее сильно удивлен поворотом событий.

Когда супруга, не в силах больше сдерживать эмоции, бросилась обнимать сына, Салит напрягся, но даже это не помогло ему: быстро, как молния, волк бросился на Аше, которую муж попытался заслонить от его зубов. Кассар почувствовал резкую боль в руке, и только солдатская выдержка позволила ему не закричать. Думать о том, чтобы оттащить пса от своей плоти не приходилось, ведь Клык повис на нем из отчаянной нужды защитить любимого хозяина от грозящей беды, и теперь его стоит разве что убить — иначе советнику из зубов этого чудища не выбраться.

Помогла, на удивление, Аше: что-то быстро сказала псу на своем диалекте, в то время как его хозяин, пораженный увиденным, скорее всего до сих пор думал, следует ли помогать Салиту, или же тот сам как-нибудь справится. Клык разжал зубы и Кассару удалось освободить окровавленную ладонь из его пасти, борясь с желанием как следует проучить эту собаку, дабы в дальнейшем оставить себе хотя бы одну рабочую руку.

— Спасибо, дорогая, — почти простонал Салит, собирая остатки сил, чтоб не выдать свою смертельную усталость. Видит Бог, ему нелегко даются все эти ухищрения, планы, бунты и заседания совета. К тому же, хорошенько отдохнуть дома, с семьей — мечта всякого мужчины почтенных лет — увы, совершенно не выходит, за что ни возьмись. Крем глаза, Кассар заметил, что Аше таки удалось обнять Шаа, и теперь она шептала ему что-то на ухо, дрожа всем телом.
Салита же больше интересовала реакция собаки и своя окровавленная рука, что сразу заметили слуги. Возможно, в первый раз в жизни Кос пожалел, что не взял с собой охрану, даже Мико отпустил заново переживать его потерю в очередном баре. С другой стороны, уж если вечно напуганный Тахмир несется к ним с бластером в руке, опытные и подготовленные охранники и вовсе порвали бы паренька и его собачку на кусочки.

— Убери оружие. Ты слышишь? Они не виноваты, — слуга еще несколько секунд в изумлении смотрел на советника, который, пожалуй, в первый раз заступился за кого-то, а не бросился уничтожать обидчика своей супруги.

«И стал бы ты так стрелять глазами, друг мой, если бы шеек напал на нее, а не на меня?» — задумался Кос, присаживаясь на диван и жестами предлагая Аше и Шаа последовать примеру хозяина. Возможно, ему же стоит сменить обслугу — эти ребята слишком сильно привязались к жене.

Гневное рычание шеека постепенно сменилось недовольным ворчанием, а после и оно утихло, и теперь Клык медленно сверлил обидчиков его хозяина взглядом янтарных глаз. Пес будто пытался убедить людей, что за боль, причиненную ему или его человеку, последует мгновенная расплата. Салит не собирался что-либо делать ни с шееком, ни с молодым солдатом, поэтому зверь постепенно успокоился, чего нельзя было сказать о его хозяине: Шаа смотрел на них так, будто они с псом пытались задушить друг друга на его глазах.

— Ты, верно, думаешь, что мы совсем ничего не знаем? Что мы всю жизнь провели в красивых кабинетах и дорогих кораблях? Тебе стоит понять, что мы не настолько сильно отличаемся от тебя, чем кажется, Шаа.

— Знаешь, на что это похоже? На брачные пляски у дикарей. Кто выше прыгнет — тому выбирать. Только мы уже не дикари, людей не делим.

Кассар испробовал все способы, логичные и эмоциональные, уговаривал, убеждал, запрещал. Только бы ее успокоить, только бы убедить. Ни к чему им сейчас этот разлад.

Но Аше не желала слушать. Возможно, нужно напомнить ей о том, какой путь она прошла от дикарки до первой леди Ансиона. Вдруг поможет?

Не помогло. Аше развернулась, помолчала, взвешивая слова, а затем произнесла, тихо и зло: "А знаешь, на кого ты похож сейчас? На своего отца. Смотри, чтобы и твои сыновья не отплатили тебе той же монетой".

Это отрезвило Кассара не хуже пощечины.

Салит на миг вспомнил обезумевшие, залитые кровью глаза старика, что заживо гнил в тюрьме, которую он, Кассар, для него и возвел. Ну разве не ирония: отец на крови клялся сгноить повстанцев в первом попавшемся погребе. А в итоге умер в нем сам.

С отцом Аше, вождем даутлан, Кассар поступил милосерднее. Он позволил старику жить в мире, о котором тот так долго мечтал. Род вождя закрепился бы навеки, племя Макаши никогда бы больше не знало голода — друзья Салита позаботились о том, чтобы семья его жены ни в чем не нуждалась.

Но старик умер. У него был выбор, и он выбрал смерть. Говорили, так и не смирился с тем, что его дочь потеряна навеки. Но даже такой конец показался бы Варну Салиту раем. Ему не был дарован покой.

Как не был дарован покой его сыну, все эти годы.

Аше давно покинула дворец, но Кассар не мог выкинуть то, что она сказала из головы.

Его план прост: отправить обоих мальчиков в Академию. Пусть узнают: право рождения — грязь, очищаться от нее — дело всей жизни. Их поступки, их обещания, их клятвы — только их. В войнах, где вы идете бок о бок, побеждает один. Все, что у них есть, это они сами.

Но там, где была стальная уверенность, слова Аше пробили брешь.

День понемногу таял. Розовые волны отражались в зеркальной дворцовой башне, и чем дальше уходил солнечный круг, тем темнее они становились. Слуги уже зажгли фонари, значит, нужно торопиться.

Вместе с искусственными свечами, так любимыми советником, загорелся и мраморный камин: ночью становилось зябко, а слуги знали, что хозяин не любит холода. Кроме дочери вождя, Кассар привез с Алезиума любовь к теплу и свету.

Но сейчас нет времени слушать баюкающий треск огня. Мико будет здесь через пару минут.

Кассар подошел к столу и взял оба приказа в руки. Шаа Салит. Васо Салит. Оба в шаге от песков, мундиров и войны. Может, будут сражаться вместе, может порознь. Может, встретятся через десять лет и узнают друг друга. Как узнали Кассар, Берта и их братья.

Любимая сестра, которая желала занять трон отца, но не двинулась дальше осмаронских болот. Будь Берта здесь, что она бы сказала? Уж она была бы лучшей правительницей, она была мудра.

Из размышлений Советника выдернул осторожный стук. Верный Мико явился за приказом.

Салит положил на стол одну из бумаг и сделал пару шагов к камину. Еще раз представил глаза отца. Не полные крови от безумия, а те, другие. В которых еще теплился разум и... мольба. "Смотри, чтобы и твои сыновья не отплатили тебе той же монетой".

Открыв заслонку, Кассар бросил приказ в огонь.
_____________________________________

— Почему я? — Шаа смотрит прямо в глаза, и Салиту не по себе: такой же взгляд был у Аше, когда она впервые назвала его убийцей. И у его, Кассара, отца, когда Совет зачитал ему приговор. Милосерднее было бы убить старика, но то было не время для милосердия.

Обычно спокойный и харизматичный, готовый ввернуть комментарий, отпустить шутку или открыто поглумиться над кем-то Кассар впервые не знал, что сказать. Но понимал, что его аргументы потеряли вес лет так десять назад. Слишком многое изменилось с тех пор.

Поэтому Салит сказал правду:

— Ты был лучше. Спокойнее, рассудительнее, старше. Хорошо учился. И я выбрал тебя.

_____________________________________

Дворец спал. Слуги давно разбрелись по комнатам и домам, охрана заняла посты. Дворец Совета, огромное здание из алезиумского мрамора, что как зеркало отражает свет, занял мрак. Только в одной комнате — кабинете Салита — горели свечи и радушно потрескивал камин.

Мико закончил читать документы: сложил бумаги в папку, руки растянул по швам. Он ждал, что Советник скажет что-нибудь напоследок, но Кассар молчал, оживившись только с писком коммуникатора. 

— Советник, корабль готов. Разбудить мальчика?
— Да. За ним подойдут.
— Как скажете, господин.

— Мико, — Салит помедлил, стараясь не встречаться взглядом со своим ближайшим союзником и защитой. — Отправляйся. Удачи вам.

И Кассар принялся за кипу документов, что терпеливо ждала своего часа в углу стола. Словно ничего и не было.

Когда слова нового регламента стало трудно различить при свечах, Кассар встал и включил лампу. Свет  загорелся и золотое тиснение вспыхнуло на обожженной огнем бумаге.

Это привлекло внимание Советника. Он нагнулся, поднял обрывок и прочитал, продираясь глазами сквозь обгоревшие буквы: "...назначить Васо Салита кадетом военной Академии Алезиума".
_____________________________________

— Твой брат был слишком мал, чтобы начать обучение. Мне стало его жаль. — Не говорит Кассар. Он чувствует как напряглась Аше.

— Я выбрал тебя, и не ошибся.

Шаа прожигает отца взглядом, но ненависть уступаем. Парень выглядит потерянным и одиноким, даже больше чем в тот момент, когда он — думая, что впервые — сделал шаг в кабинет советника.

— Ты закончил учебу, и я вернул тебя домой, — Кассар ответил на вопрос, взмахом руки отсылая прочь подошедшего слугу: — Останься ты здесь, у тебя не было бы ничего, кроме чужих денег и этих стен. Ни навыков, ни опыта, ни воли, ничего. Даже этой собаки бы не было.

Победы ценны, если эти победы — твои. Останься Шаа с семьей, он до конца дня бы жил с чужим грузом. Но там, где Кассар проиграл, новый лидер примет бой. Там, где дал слабину, новый глава Совета не дрогнет. 

Человек получит все, если всем пожертвует. Там, где оступился Кассар, не оступится его сын.

ЕБАТЬ КАК Я ОХУЕННО ЛОКАЦИИ ПИСАЛ ВСЕ ТАКИ
ОХУЕТЬ
НЕ ТО ЧТО СЕЙЧАС
БЛЯТЬ ПОЧЕМУ Я НЕ РОДИЛСЯ В АМЕРИКЕ